Газета «Дайджест Е» №10 2002 год.

2002
октябрь
№10 (40)

Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу,
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает для себя.
Юрий Левитанский

ПАМЯТЬ И ПАМЯТНИКИ

ИДИШКАЙТ НАШЕГО ДЕТСТВА

    Идишкайт – понятие, которое не так давно появилось в прессе из лексикона гостей нашего города. Что же это такое, и как удалось сохранить и передавать из поколения в поколение чувство причастности к великому народу, его гордой и трагической судьбе. Почему сжимается сердце и появляются слезы на глазах, когда слышишь еврейскую речь и идише лидл или читаешь газеты и журналы, изданные в Украине и в Израиле. И становится ещё больнее от того, что не видят и не слышат это наши отцы и матери, бабушки и дедушки, которые отнюдь не в тепличных условиях растили нас, но смогли вложить в нас свою еврейскую душу.
    – Мама, дай «хлеба с хлебом», – так просила моя сестренка в тяжелые военные годы, да и после войны не сразу наступили сытые дни. И поэтому одними из самых ярких воспоминаний детства были праздники. Они не ассоциировались с какими-то конкретными событиями, а запоминались по сладостям и разным вкусностям, которые готовились заранее и которых хватало, чтобы потчевать родных и близких, неизменно присутствовавших за праздничными трапезами, и для нас с сестрой, и соседских ребятишек.
    На пурим по комнате разносился аромат тертого мака, печеного теста, и мы с сестрой с вожделением поглядывали на печь в ожидании теплых амоташен – пирогов с маком и повидлом, запеченных в виде треугольных и прямоугольных коробочек с красиво изрезанными краями и румяными глянцевыми корочками.
    Следует сказать, что наша семья (пять человек) жила в одном из переулков, выходящих на Клочковскую улицу. На нем находилось не более трех десятков одноэтажных домов, было очень зелено и никакого асфальта. В комнате площадью 15 кв. м находилась и печь, которая обогревала нас зимой, в ней же готовилась и еда. На ночь вносились две раскладушки (моя и сестры), которые утром выносились в коридор. Упомянул я об этом для того, чтобы было понятно, что все, что делалось в доме, было на глазах у всех; да еще в длинном коридоре, у каждой двери стоял табурет либо узкая тумбочка, на которых пыхтели, покашливая, примусы либо керогазы, и таких очагов для приготовления пищи было шесть, по числу комнат или семей, проживавших в этой части дома. Так что все ароматы и особенности национальных кухонь – еврейской, татарской, русской, украинской – воспринимались визуально и обонянием всех жильцов.
    И, естественно, на пурим готовилась фаршированная рыба и томилась в печи фаршированная шейка.
    Помню, что на большие праздники я с бабушкой ходил в синагогу (нынешний планетарий) до тех пор, пока синагогу не закрыли.
    Подготовка к праздникам начиналась с покупки курицы на Благбазе и с очереди к шойхету, т.к. бабушка ела только кошерную пищу, ежедневно молилась и исправно исполняла все, что требовалось по галахе. Лавка резника находилась в ряду мелких различных лавчонок, в которых ремонтировалась домашняя утварь: кастрюли, бидоны, ведра, примусы, керогазы, а так же продавался керосин, мел, известь, различные скобяные изделия. Перед резником стоял стол, в столешнице которого было установлено два металлических конуса, в которые он опускал вниз головой резаную птицу. Когда шойхета упразднили «за ненадобностью», как кому-то показалось, роль резника взял на себя я, т. к. бабушка после перенесенного в 1959 году инсульта, на базар уже не ходила и об этих переменах ничего не знала.
    Следующим праздником был пейсах, так на идиш мы его называли. Бабушка с мамой напекали два больших холщовых мешка мацы, затем только начиналась работа. Часть мацы толклась в медной ступке, сеялась сквозь сито и получалась мука – мацемел, из которой и пеклись разные сладости, в т. числе и бисквиты, и лекех, а крупная фракция шла на приготовление других блюд – кнейдлах и просто для засыпки в бульон. И опять же – фаршированная рыба с хреном.
    Впоследствии, уже став взрослым, отслужив армию, когда ушли в мир иной и бабушка, и мама, я восстановил по памяти способ приготовления фаршированной рыбы, научился готовить её и передал этот опыт своей дочери и зятю.
    Осенью, уже после йом-кипур, в соседнем дворе появлялись плотники, визжала пила, стучали молотки: это в подворье реб Тевье Винарского строилась сука. Я с его внуком Шуриком помогали (а может быть, и путались под ногами) строителям, подавали гвозди, доски. А когда строительство заканчивалось, и сука была уже убрана, начиналось таинство: во двор неспешно стекались пожилые мужчины, они чинно усаживались, а реб Тевье выходил, одетый в талес, на левой руке и голове его кожаными ремешками прикреплялись коробочки, в которых находились свитки Торы. Все это проводилось тайно, т. к. синагоги уже не было, а разрешения на проведение служб у ребе Тевье не было. Потому-то и собрать миньон, 10 человек, на молитву и то было проблемой. Поэтому часто приглашался мой отец. Он не был верующим, но язык и молитвы знал, и его присутствие позволяло проводить полноценные богослужения.
    Все это завершалось застольем с неспешной беседой. А мы, ребятишки, радовались сладостям и ждали очередного праздника, т. к. с ним были связаны многие надежды и мечты. Праздник этот ханука.

Киндер йорн клейне зисл блумен,
Киндер йорн ви биз мир фарфурен,
Киндер йорн тройрике,
майне шварце шхойрике,
Киндер йорн ви биз мир фарфлойлен,–

так пел мой отец, и так улетели детские годы.
Прошло уже много лет, что-то сбылось, что-то нет. Судьба разбросала нас в разные страны, но память тревожит душу. Наши еврейские корни зовут нас в мир наших дедушек и бабушек, в мир нашего детства. Это – идишкайт.