2001
июнь
№6 (23)
 Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу,
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает для себя.
Юрий Левитанский

МНЕНИЯ, СУЖДЕНИЯ, ФАКТЫ

«ШАЛУНЫ» В ДОКТОРСКИХ МАНТИЯХ

Реплика

     Время от времени то один, то другой ученый, работавший в нацистской Германии, оказывается в центре благосклонного внимания нашей общественности.
     Вот, например, философ Хайдеггер в гитлеровские времена спокойно наблюдал за изгнанием из немецких университетов своих ученых собратьев-евреев. И наблюдал, надо полагать, не без удовольствия, поскольку одно из освободившихся таким образом мест занял самолично и с университетской кафедры возглашал «Хайль Гитлер!», вскидывая в экстазе руку в нацистском приветствии.
     Но прошли годы, «таинственный» Хайдеггер погрузился в мистические аспекты философии, что принесло ему известность за пределами узкого круга профессионалов. Вскоре появились многочисленные биографии, в которых его нацистское прошлое предстает некоей детской шалостью, не оставившей следа в его «светлой», по мнению биографов, душе.
     Другая фигура со сходной жизненной и посмертной судьбой — Тимофеев-Ресовский. В конце 30-х он, находясь в научной командировке в Германии, стал невозвращенцем. Думаю, ни у кого не повернется язык осуждать за такое, принятое в разгар сталинского террора, решение человека, осведомленного о событиях в советской империи. Однако дальнейшие действия Тимофеева-Ресовского вызывают, мягко говоря, недоумение: обретя желанную свободу, он имея возможность покинуть Германню, как это сделали в те времена тысячи немецких ученых и представителей творческой интеллигенции — евреев и не евреев, остается в третьем рейхе. Видимо, странность такого выбора послужила основанием для высказанных впоследствии предположений о Том, что его привлекали в Германии уникальные «научные» перспективы — возможность использования в генетических исследованиях лагерного человеческого материала. Стал ли в этом смысле Тимофеев-Ресовский коллегой «доктора» Менгеле остается тайной, но то, что, работая в казенном немецком научном учреждении нацистского периода, Нельзя было избежать нацистских приветственных церемоний со всякого рода «фюрерами», это уж точно.
     «Перестроечные» российские биографы обходят эти «шаловливые» моменты в жизни Тимофеева-Ресовского нечленораздельным мычанием о том, что, работая у нацистов, он беспрерывно думал о благе своей измученной сталинизмом родины, и спешат перейти к ожидавшим его по возвращению на эту «неблагодарную» родину «страданиям», кстати, весьма символическим по сравнению с теми, которые пришлось вынести фигурантам сфабрикованных дел Еврейского Антифашистского комитета и «убийц в белых халатах», находившихся, между прочим, в годы войны по разные с Тимофеевым-Ресовским стороны фронта, работая на советскую победу
     Третье место в этом списке «страдальцев» можно смело отдать «члену коммунистической партии Германии» и «антифашисту» (как он представлялся в советской империи) Гоутермансу. Став фигурантом «дела УФТИ» (Украинского физико-технического института) в Харькове, где он работал в конце 30-х годов, он после ареста и нескольких допросов был выслан на свою немецкую родину и спокойно продолжил свою карьеру в третьем рейхе. О том, чтобы последовать за своими немецкими и итальянскими коллегами за океан, подальше от бесноватого фюрера, он даже не подумал. Наоборот, когда началась война, он в составе оккупационных войск посетил Киев, а потом прибыл в столь неприветливый по отношению к нему Харьков с целью отобрать в знакомом ему УФТИ лабораторное оборудование, которое стоило бы украсть и вывезти в любимый рейх. В Харькове, по сведениям биографов, он появился «через месяц после начала оккупации», т.е. в 20-х числах ноября, и пробыл не менее месяца, т.е. до конца декабря 1941 г. Люди, знакомые с историей оккупации Харькова, вспомнят, что именно в этот месяц происходил сбор и марш смерти евреев по харьковским улицам, их концентрация в лагере смерти на восточной окраине города и первые расстрелы тех, кто не мог двигаться, прямо в центре города, где, вероятно, в это же время расслаблялся «нах шпацирен» «замечательный физик» Гоутерманс.
     Как ни странно, зрелище столь грандиозной «этнической чистки» тысяч беспомощных людей — женщин, детей; стариков, происходившей на его глазах (жертв этой акции гнали и по ул. Чайковского мимо дома №14, где поселился ученый-экспроприатор, а рядом, по ул. Пушкинской уже двигался целый поток обреченных на смерть, подгоняемых человекообразными существами) не потрясло его сентиментальную немецкую душу «замечательного физика». Во всяком случае, один из трудов этой своей души он посвятил разоблачению сталинских чисток, а уничтожению миллионов ни в чем неповинных людей его соплеменниками не уделил своего драгоценного внимания.
     Все это не помешало пост перестроечным биографам Гоутерманса причислить его к лику ученых — великомучеников и произвести в борцы за «права человека». Видимо, права тех, кого при нем в декабре 1941 г. гнали на расстрел в Харькове, по мнению почитателей Гоутерманса, этим, ныне модным и прибыльным термином, не охватываются.
     В посмертных апологиях Хайдеггера, Тимофеева-Ресовского и Гоутерманса есть еще одна общая черта — большинство этих величаний написано и издан