|
2000
сентябрь
№13 (17)
|
Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу,
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает для себя.
Юрий Левитанский
|
 |
|
Литературная страничка
КЛУБ ЗНАМЕНИТЫХ ХАРЬКОВЧАН
«... Нравится ли мне, что меня читают в городе, где я родился (на Пушкинской) и жил (на Павловом Поле)? Думаю, что где-то в голубине души — да. Там еще должны быть люди, которые меня помнят...
Я живу в Гило, о котором сейчас пишут все газеты мира, потому что у нас по несколько раз в неделю перестрелки. Мы — на самом краю, а дальше: глубокая вадь и по ту сторону вади — арабская Бейт-Джала, откуда нас обстреливают. Стреляют издалека и неприцельно, а наши отвечают из крупнокалиберных пулеметов, а иногда из гранатомета. Вечером — форменный фейерверк из трассирующих пуль, осветительных ракет, грохота взрывов. Настоящий фронт. Стоя у окна, мы с женой смотрим это живое кино о войне.
Я не кокетничаю, если говорю, что у меня ощущение присутствия при историческом событии. Я не вижу здесь наших, которые непременно правы, потому что они наши, и их, которые приговорены к неправоте. Я присутствую при родах.
При французском дворе было принято, чтобы придворные присутствовали при родах инфанта и, встав на табуреты, они с восхищением смотрели, как из лона их величества выходил на свет будущий король. У меня ощущение, что я стою на таком табурете, не зная еще, что именно родится в этих криках и в этой крови.»
Ицхак Мошкович
|
* * *
За белым облаком прошедших лет, событий,
Калейдоскопом лиц и перечнем имен
Остался город — среди всех открытий
Открытье первое мое. В нем заключен
Особый смысл начала приключенья,
Обычно называемого: ж и з н ь.
Мой первый миг — как мира сотворенье,
Мой первый крик.... И, что бы ни случилось,
Но магию начала не изменишь,
И, возвращаясь мыслию назад,
Всего, что было, наблюдаю тени,
Стараясь каждой заглянуть в глаза.
И что поделать, если в ностальгии,
С которой не пытаюсь совладать,
Я слышу брань площадную России,
И слово для меня святое «мать»
Нагайкой норовит меня достать?
* * *
Старик-еврей у городских ворот
Любил болтать с приезжим людом
И, если спрашивали, добрый ли народ
За воротами этими живет,
Он отвечал вопросом: «Там, откуда
Ты прибыл, были ль люди хороши?»
И, если слышал: Не бывает хуже!
То восклицал: «Отсюда поспеши.
Народ наш плох. Наш край
тебе не нужен!»
Но иногда, бывает, путник говорит,
Что, где б ни жил, встречал людей
хороших.
Старик в глаза такому поглядит
И молвит: «И у нас тут — то же».
Иерусалим
|
Доктора физико-математических наук, профессора, одного из организаторов и члена Правлений Физических обществ Украины, Харькова, члена многих Международных организаций, автора книг стихов Владимира Кошкина мы уже представляли на страницах нашей газеты («Дайджест Е» №7).
На вопрос, почему он пишет стихи, Владимир Моисеевича отвечает... стихами:
|
Зачем и что — хотим сказать
Стихами, красками, аккордами?
Отметиться на небесах,
Не поступившись перед Богом
гордостью?..
Но Богу все равно! Так перед кем?
Перед любимыми? Перед потомками?
Ведь все уйдем мы налегке -
Не обремененные котомками
Успехов, славы и любви...
Тогда зачем все эти строфы,
Аккорды, формулы — копить?
Для будущей Голгофы?
Но есть ответ. Сменить вопрос!
Зачем? Бессмысленно!
А почему — отвечу:
Смысл жизненный предельно прост:
Нам хочется остаться. Вечно!
Остаться в генах и в стихах,
Остаться в памяти любимых...
Себя оставить. На века!
Хоть это
неосуществимо...
* * *
Я с родины не уезжал.
За что ее лишен?
Б.Чичибабин
Я не знаю, де краще -
За кордоном чи вдома,
Де зустрiну я бiльше
Рiдних, близьких, знайомих.
Що то є — батькiвщина
Як не дружнєє коло!
I якщо воно зникне -
Все то зайве навколо.
Я проходив по мiсту,
I дома посмiхались:
Тут живе мiй товариш,
Тут вона — ми кохались.
Я проходжу по мiсту -
I будинкi похмурi:
Той товариш — в Канадi,
Та любов — в Сiнгапурi.
Розмовлять вже нема з ким.
Нi, не тiльки євреї
Покидають Украйну -
В життьовiй лотереї.
I занепад в усьому.
Нi, не тiльки у їжi -
Спiврозмовник останнiй
Моє мiсто залишив.
Я не знаю, що далi
Нас спiткає в дорозi,
Але так Україна — вмре! -
Й то буде невдовзi.
Ми позбудемось долi,
Ми загубим нащадкiв.
Iнтелект не вiдновиш.
Що залишим на згадку?
Може, новий Чорнобиль?
Або iнше на черзi?
Схаменемося, може?
Ми живемо на лезi -
Чи то бути чи нi
Цiй частинi Європи?
Чи то все то пусте -
Взагалi — марноклопiт...
Я не знаю, де краще -
За кордоном чи вдома,
Де зустрiну я бiльше
Рiдних, близьких, знайомих...
Харьков
|
Зиновий Вальшонок родился в Харькове, где прошли его детство и студенческая юность, Здесь после окончания филфака харьковского университета он работал учителем в школе, корреспондентом телевидения.
В настоящее время живет в Москве, но Харьков не забывает. Много и плодотворно пишет, печатается. В каждый приезд
в Харьков Зиновий Михайлович — гость просветительного центра «Холокост». Еврейские мелодии все чаще звучат в его стихах. Мы представляем два неопубликованных стихотворения, переданных в редакцию автором.
| ИСХОД
Абраму Кацнельсону
О чем душа, как прокаженная,
кричит, гонимая веками?
Куда бежать с детьми и женами
и немощными стариками?
Зачем, под выкрики погромные,
лихой покорные судьбине,
бросают люди землю кровную,
чтоб сдохнуть где-то на чужбине?
Исход — не детектив с погонями,
а страх — опасней, чем холера.
За что же вечными изгоями
мы делим участь Агасфера?
Живем, привычкой пригвожденные
к родным нехваткам, бедам, нуждам.
К чему нам звезды отчужденные
и воздух сумрачный и чуждый?
Не всем — за грезою обманною
во имя призрачного рая
лететь в края обетованные,
печалью сердце разрывая.
Он — мой, с пожизненными муками,
предел, безжалостный и милый,
где предков прах, и зыбки с внуками,
и... оскверненные могилы.
НЕ УНЫВАЙТЕ,
МУДРЫЕ ЕВРЕИ!..
Уносит время скорбные проклятья,
и новый век к нам тянется рукой.
Шалом, единоверцы! Мир вам, братья!
Да будет с вами радость и покой!
Мы помним все: насмешливое злобство,
погромы и оседлости черту,
жестокие гримасы юдофобства
и зависти язвительной тщету.
И сыновей трагические очи,
и горькие мольбы еврейских вдов,
и сатанинский звон «хрустальной ночи»,
и бесноватый окрик «Бей жидов!»
Но бытия божественная прелесть
клубилась в древней праведной крови.
И ликовал неистребимый «фрейлехс»,
как вещий знак надежды и любви.
Среди столетней тьмы и фарисейства
мы научились гордо выживать
и сберегали в генах дух еврейства.
Так нам ли, дорогие, горевать?
Мы сохранили душу человечью,
смеясь сквозь слезы — недругам назло.
Над нашими сердцами семисвечье
пророчески и трепетно взошло.
Народ, способный радоваться свету,
улыбкою опровергая плач,
бессмертен, как святой Ковчег Завета,
и вечен, как шагаловский скрипач.
Уходит век, дождями грозно рея
и волнами пришпорив бег секунд.
Я говорю вам, добрые евреи,
магическое наше «Зай гезунд!»
Пусть сны о справедливости и хлебе
нисходят к нам с мерцающих высот.
Как утверждает мой лукавый ребе:
«Лехаим! — и Всевышний нас спасет...»
Я верю: есть в пороховницах порох —
не спасовав пред терпким бытием,
еще мы спляшем огненно «семь сорок»,
«тум-балалайку» весело споем.
И как бы ни тиранило нас время,
лепечут губы в яростной мольбе:
«Не унывайте, мудрые евреи,
сподвижники по духу и судьбе!»
Москва
|
|
|
|
|
